Война и мир. Первый вариант романа - Страница 190

190

Наташа закрыла рукой рот матери.

— О Борисе… я знаю, — сказала она серьезно. — Я за тем и пришла. Не говорите — я знаю. Нет, скажите. — Она отпустила руку. — Скажите, мама. Он мил?…

— Наташа, тебе шестнадцать лет, в твои годы я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына. Но что же ты хочешь… что ты думаешь, ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…

Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала прямо и неподвижно, глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только профиль лица дочери. И лицо это поразило графиню своей способностью серьезного и сосредоточенного выражения. Наташа слушала и соображала.

— Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебя нельзя выдать за него замуж?

— Отчего? — не переменяя положения, сказала Наташа.

— Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… да ты и сама этого не захочешь.

— А почему вы знаете?

— Я знаю, мой дружок, и я хотела спросить тебя, любишь ли ты его или…

— Вы знаете, кого я люблю, зачем вы говорите глупости…

— Нет, не знаю. Безухова, или Денисова, или еще кого, или… — сказала графиня и не договорила от смеха.

Наташа притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять перевернула и стала целовать в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шепотом приговаривая: «Январь, февраль, март, апрель» и т. д.

— Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, — сказала она, оглядываясь на мать, которая восторженно-нежным взглядом смотрела на дочь и из-за этого созерцания, казалось, забыла все, что она хотела сказать.

— Так я тебе и говорю, что это нехорошо. Во-первых, оттого, что не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, а главное, отвлекает, мучает его. Он, может быть, нашел бы партию по себе — богатую, а теперь он с ума сходит.

— Сходит? — повторила Наташа.

— Я тебе про себя скажу, у меня был один кузен…

— Знаю. Кирила Матвеич, да ведь он старик.

— Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…

— Отчего же не надо, коли ему хочется.

— Оттого, что ты сама говоришь, что не выйдешь за него замуж.

— Так что ж, что не выйду замуж, точно за всех надо выходить замуж. Нет, мама, вы не говорите ему, не смейте говорить ему. Что за глупости, — говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность. — Ну, не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. — Наташа, улыбаясь, глядела на мать. — Не замуж, — а так, — повторила она.

— Как же это, мой друг?

— Да так. Ну, очень нужно, что замуж не выйду, — так.

— Так, так, — повторила графиня и, трясясь всем телом, засмеялась своим добрым, неожиданным, старушечьим смехом.

— Полноте смеяться, перестаньте, — закричала Наташа. — Всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такие же хохотуньи… Постойте, — она схватила обе руки графини, поцеловала на одной косточку мизинца, — июнь, — и продолжала целовать, — июль, август на другой руке. — Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? Он очень мил, очень, очень мил. Только не совсем в моем вкусе, — он узкий такой, как часы столовые — вы не понимаете?… Узкий — знаете, серый, светлый… Безухов, тот синий, темно-синий с красным, и он четырехугольной. А видели, как он сопел и ревновал нынче вечером. Он славный. Вот я бы вышла за него, ежели бы я никого не любила и ежели бы он не был женат.

— Графинюшка, — послышался голос графа из-за двери, — ты не спишь?

Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату, где она еще долго не заснула, все думая о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает и что в ней есть. «Соня, — подумала на спящую, свернувшуюся кошечкой с ее огромной косой. — Нет, куда ей! Мама и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», — продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой-то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Все, все в ней есть, — продолжал этот мужчина, — умна — необыкновенно мила — и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, а голос!» — Она пропела свою любимую музыкальную фразу из керубиновской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет. Крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где все было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было веселее, потому что было по-другому…

На другой день Борис опять приехал вечером к Ростовым, и графиня, подозвав его к себе, взяла его за руку, притянула к себе и поцеловала.

— Борис, вы знаете, что я люблю вас как сына.

Графиня покраснела, и Борис еще больше.

— Вы знаете, мой друг, что у материнской любви есть свои глаза, которые видят то, чего другие не видят. Мой милый друг, вы юноша взрослый, добрый и рассудительный. Ты знаешь, что девушка — огонь, что молодой человек не может ездить в дом… — Графиня смешалась. — Вы честный юноша, и я вас всегда считала сыном…

— Тетушка, — отвечал Борис, поняв значение таинственных слов графини так же хорошо, как ежели бы они были изложены по всем законам логики, — тетушка, ежели я был виноват, то не перед вами. Я никогда не забуду, чем я вам обязан, и, ежели вы мне скажете, что я не должен бывать у вас, как ни тяжело это мне будет, моя нога не будет у вас.

190